– Мам, ты думай лучше о своём здоровье. Это сейчас самое важное, – ушёл он от неудобной темы. – Обязательно выполняй все предписания!

45

Домой вернулся в четверг. Мог не ходить в институт, но наведался, прикрывшись разными делами. Придумал забрать какие-то бумажки, переговорить с Сумароковым, своим научным консультантом, и всякое по мелочи. В общем, основания нашёл и приехал.

– Ох, Александр Дмитриевич! Вы вернулись, – обрадовалась Эльвира Марковна, когда он заглянул на кафедру. – А ваши студенты уже испереживались все, потеряли вас. Как здоровье вашей мамы?

– Спасибо, сейчас уже всё хорошо.

Удивительно – короткая беседа с завкафедрой, и он тотчас включился в эту жизнь, будто и не уезжал. И все сомнения, что накатывали, пока был у родителей, все крамольные мысли – а не бросить ли всё к чертям и остаться жить там, канули в никуда, будто их и не бывало.

Про переживающих студентов, думал Анварес, она, конечно, загнула. Но ответил ей улыбкой. Всё-таки приятно ощущать себя нужным.

Он ещё побеседовал о том о сём с коллегами, узнал последние новости – к счастью, ничего катастрофичного в его отсутствие не случилось – и, взяв кое-какие свои бумаги, решил зайти в деканат, отметиться.

Там и столкнулся с Ларисой.

– Саша? Ты уже приехал? – удивилась она.

– Да, утром.

– А почему не позвонил? Я бы тебя встретила. А ты разве не с понедельника выходишь?

– Вообще – да. Но выйду завтра. Да я просто на минуту заскочил, документы вот забрал, – он потряс пластиковой папкой.

Разговор начал его напрягать, но Лариса продолжала наседать.

– А давно ты здесь?

– Чуть больше получаса.

Вернее было бы сказать чуть меньше часа.

Лариса улыбнулась, но Анварес заметил – ей обидно.

Так и оказалось. Она всё улыбалась и улыбалась, пока они шли вдвоём по коридору из деканата, пока им навстречу попадались студенты и коллеги, но как только остались одни, от её улыбки не осталось и намёка. Лицо исказилось обидой и горечью. Такой Лариса почему-то вдруг показалась ему намного старше своих лет.

– А если бы мы случайно у деканата не встретились, ты бы так и ушёл. Не заглянул, не поздоровался, не позвонил?

– Я бы позвонил, – серьёзно ответил Анварес. – Не сейчас, так вечером.

Лариса качнула головой, отвела взгляд на минуту, потом снова уставилась на него с прищуром.

– Саша, по-твоему, это нормально? Тебя не было почти две недели. Вот ты приехал, зашёл в институт, зная, что и я здесь, но не подумал хотя бы поздороваться со мной…

– Я знал, что ты занята. Да и я зашёл по делу, ненадолго. Вечером я бы тебе позвонил, говорю же…

– Анварес, ты – человек вообще или робот? Тебя не было…

– … меня не было всего-навсего десять дней.

Лариса устало вздохнула и вновь покачала головой.

– Ладно, я и правда занята. Мне на пару надо. Рада была тебя повидать, – с обидой в голосе сказала она.

От встречи с Ларисой остался на душе неприятный осадок. Он не хотел её обижать. Просто действительно не подумал, что надо непременно к ней зайти – зачем? Ведь вечером они бы и так созвонились.

Анварес спустился на первый этаж.

Как раз закончилась пара, и холл наводнили студенты. С ним здоровались, он машинально отвечал, а сам скользил ищущим взглядом по толпе. Тело изнутри будто вибрировало от лёгкого возбуждения, какое бывает в ожидании волнующего события.

Он озирался по сторонам, всматривался в лица, как вдруг увидел её – Аксёнову. Сунув руки в карманы толстовки, она торчала у стенда с объявлениями. Рядом с ней он заметил Рубцову и ещё какого-то парня. Высокого блондина. Все трое стояли к нему спиной и не видели, с каким напряжением он за ними наблюдает.

Потом блондин приобнял Рубцову, и Анварес облегчённо выдохнул, только тогда заметив, как в груди неприятно сдавило и вот теперь отпустило… Заметил и тут же сам на себя разозлился. Да какая, чёрт возьми, ему-то разница? Аксёнова может быть с кем угодно. Его это вообще никаким боком не касается. Ему на это плевать.

Анварес устремился к выходу. Зачем вообще приходил? Лучше бы дома побыл, ванну бы принял, отдохнул, отоспался – в поезде храпели со всех полок, и он всю ночь слушал нескончаемые рулады. Ну да, поговорил с Сумароковым, с Эльвирой Марковной, но с ними вполне можно было пообщаться по телефону или завтра. Вовсе необязательно было мчаться. И с Ларисой вон поссорился.

«Зачем, зачем? Приходил, чтобы увидеть её, – констатировал зло, словно стараясь себя же ткнуть побольнее. – Потому что воля у тебя, Анварес, ни к чёрту. Нет у тебя никакой воли».

Но вечером он простил себя.

«Ну и ладно. Подумаешь – зашёл повидать. Никакой катастрофы не случилось. И вообще, ничего это не значит. Просто не видел её аж целых десять дней. Увидел – отлегло и всё. Не из-за чего тут, собственно, терзаться. Хотя и глупо, конечно. В пятницу всё равно семинар у двести пятой – уж можно было подождать один день. Просто не подумал…».

46

Юлька страдала – не видела Анвареса почти две недели, которые показались ей бесконечными и невыносимо тоскливыми.

Если бы ещё та последняя их встреча не была настолько волнующей, если бы не перевернула всё в душе в один миг – она бы жила себе и жила. Грустила бы, конечно, жаждала увидеть, но не так! Ведь он внушил надежду и… исчез.

Была даже страшная мысль – вдруг он женился на той своей мышке, и они вместе укатили в какой-нибудь ханимун. И она же не поленилась – отыскала её на сайте института по фотографии, выяснила, что Лариса Игоревна Шубина преподаёт на кафедре лингвострановедения. Сунулась на эту кафедру и аж обрадовалась, обнаружив её там.

Но всё равно Юлька настолько измучилась этим затянувшимся ожиданием, что не вытерпела и разоткровенничалась с Рубцовой. По реакции подруги, правда, поняла, что та и сама, видимо, догадывалась о чём-то подобном.

Алёна не удивилась ничуть, только посмотрела сочувственно и пробормотала:

– Угораздило же тебя...

Юлька дёрнула плечом.

– Почему – угораздило? Вроде не самый плохой вариант.

– Я не о том, – Алёна замялась.

Пытается состряпать какую-нибудь дипломатию, догадалась Юлька и жёстко спросила:

– А о чём?

– Ну он всё-таки преподаватель…

– И что? Хочешь сказать – гусь свинье не товарищ?

– Юль, я не говорю, что ты его недостойна или что-то ещё. Не в тебе дело. Мне кажется, он хоть кому не товарищ. Просто он такой… нет, он классный, конечно, но он на всех смотрит как будто свысока. И вот знаешь, есть поговорка: «Ничто человеческое не чуждо». Так вот ему – чуждо... ну такое ощущение. Короче, к нему вообще, по-моему, невозможно подступиться, поэтому я так и сказала.

Юлька чуть было сгоряча не выболтала про то, что едва не случилось после семинара две недели назад. Но, к счастью, вовремя спохватилась и прикусила язык – почувствовала, что не стоит об этом никому говорить.

И всё-таки слова Алёны её задели. А жалость в глазах подруги и вовсе вызвала злость. Много та понимает – что ему чуждо, а что нет!

Настроение, и без того кислое, стало совсем тягостным. Все вокруг шумели, галдели, смеялись, а она лишь мрачно взирала на всеобщий ажиотаж, вызванный грядущим Хэллоуином.

Последние несколько лет на факультете английского языка его отмечали в спортзале под предлогом приобщения к англоязычной культуре. В холле уже и объявление вывесили о том, что в эту пятницу всех ждёт грандиозное шоу.

В прошлом году тоже обещали шоу, а получилась банальная дискотека с выпивкой из-под полы. Единственный культурный штрих – тыквы и мётлы в качестве декораций. Ну, некоторые, правда, отнеслись более или менее серьёзно: нарядились в балахоны, колпаки, жуткие маски. Но в целом – обычная студенческая гулянка.

Юлька бы и внимания не обратила на афишу – мыслями она была далеко от всей этой суеты, хотя ещё совсем недавно очень даже любила подобные мероприятия.