Я молчала, только времени от времени тихо всхлипывала, пытаясь побороть дурацкий плач. Перед мысленным взором, как назло, крутились как в калейдоскопе самые дорогие кадры: его лицо, улыбка, нежный взгляд, его горячий шепот и жаркие ласки, его признания и смех. Неужели я больше никогда не услышу его смех? Не увижу его улыбку? Не почувствую его прикосновения?

Сердце сжалось в тугой болезненный комок. Как можно отказаться от того, кого любишь и кто любит тебя? Всё равно что вырвать это самое сердце и остаться с зияющей кровавой раной…

Но то, чем грозил отец Тимура… это просто конец. Катастрофа. Если моим родителям придется окунуться в такой кошмар… нет, я тогда, наверное, как Наташка… Потому что как в позоре жить? Ладно самой, но мама, папа… Они тем более не виноваты. Нет, я не могу подвергнуть ещё и их такому унижению.

Сергей Михайлович меня не торопил, хоть я и молчала, не в силах выдавить из себя то, чего он ждал. Наверняка понимал, что я соглашусь. Потому что на самом деле никакого выбора у меня и не было.

— Хорошо, — чужим и блеклым голосом ответила я наконец. — Завтра я уеду.

— Нет, этого мало. Тимур отправится тебя искать и не успокоится, пока не найдет, я его знаю. Ты не просто уехать, ты с ним расстаться должна.

— Как? — уставилась я на него сквозь слезы.

— Так, чтобы у него даже мысли не возникло ехать за тобой.

— Как я могу ему это запретить?

— Скажи, что не любишь, — пожал он плечами, — что никогда не любила, просто пользовалась им, чтобы вот, например, помог с этим Яшей. Скажи, что не нужен он тебе и всё такое. Сама найдешь, что сказать, но так, чтобы у него даже иллюзий не осталось на твой счет. Ясно?

— Это же так жестоко…

— Повторюсь: лучше обрубить всё и сразу, чем растягивать агонию. Это обычная подростковая влюбленность, не надо из этого лепить трагедию. Сейчас он перетерпит, через месяц уедет, а там и забудется всё.

— Я не смогу… не смогу с ним так… — покачала я головой и снова зажала рот, чтобы не разреветься вслух.

— А ты подумай о маме, о папе, о…

— Вы — чудовище.

— Завтра, — изрек он жестко, почти зловеще. — У тебя срок — до завтра.

Он прошёл к дверям и открыл их, показывая этим, что разговор окончен и я должна уйти.

Я поднялась из кресла, но и шагу не сделала, как меня пошатнуло. Ноги казались ватными, и голова кружилась. Я ухватилась за спинку кресла, пару секунд постояла, затем пошла на выход уже тверже.

— Надеюсь, ты меня хорошо поняла, — процедил он негромко, но с явной угрозой, когда я поравнялась с ним. — Потому что если Тимур после твоего разговора все равно отправится за тобой…

— Не отправится, — сухо и зло отозвалась я, не дав ему договорить.

— Тебе же лучше, — ответил он и закрыл дверь.

49

Тимур

Я извёлся, ожидая, когда Марина вернётся от отца. Успел и поесть, и поболтать в аське с Грачевым, и даже какой-то нудный фильмец начал смотреть. На нём меня и вырубило.

Проснулся среди ночи. Выбрался из комнаты и прямиком к Марине. Она тоже уже спала. Сначала, правда, подумал, что она плачет. Когда входил, уловил еле слышный всхлип, как мне показалось. Но потом несколько раз позвал её шёпотом — она не откликнулась и не шелохнулась. Видать, просто судорожно вздохнула во сне.

Я помялся на пороге, то ли подлечь к ней, то ли не стоит. Хотелось, конечно, аж в паху ныло, но с приездом отца она все мои поползновения пресекала сразу: нельзя, неудобно, стыдно при нём.

Ай, ладно, решил, не буду её нервировать. Подошёл, тихо поцеловал её спящую куда-то рядом с ухом и отправился к себе досыпать.

Ну как досыпать? Я уже расходился и до утра маялся всякой фигней. В шесть даже отца застал, позавтракал с ним в кои-то веки. Спросил, о чём они так долго с Мариной разговаривали.

— Да ничего не долго. Мне просто позвонили там, по китайской сделке, пришлось почти на час прерваться.

— Ясно. А говорили-то с ней о чем?

— Ну так о чем? Об этом её придурке, который машину разбил. О Яше. Ты, кстати, тоже постарался, конечно. Что там? Джип им подпортил. Дом чуть не сжег.

— Ну не сжег же. И что в итоге?

— Да всё нормально. Договорились. Оставят ее в покое. И даже этого её горе-Шумахера не тронут.

— Значит, мы можем завтра куда-нибудь с ней рвануть?

— Куда? — нахмурился отец.

— Ну, просто по городу прошвырнуться, погулять, а то мы засиделись уже дома.

Помолчав, он не то кивнул, не то пожал плечами, мол, как хотите.

Потом отец уехал на свой завод, а я поплелся к себе и всё-таки уснул. А продрал глаза только ближе к обеду. Но зато настроение было на все сто. Я даже поймал себя на том, что насвистывал какую-то попсу, навязшую в ушах, пока принимал душ и брился. Пресекал себя: блин, фу. Фигня какая. А спустя несколько секунд снова выводил трели. Самому смешно.

А с другой стороны — ещё не так возрадуешься и не то запоёшь. Мы ведь тут уже неделю как затворники сидели. Дальше двора — ни шагу. И пускай всё как бы есть, но само по себе ощущение несвободы угнетало дико. Если б не Марина, у меня бы точно башню снесло.

Ну и главное, то, что больше ничего Марине не грозит, тоже изрядно добавляло градусов к настроению.

Надо это дело отметить, решил я. Сходим куда-нибудь, погуляем, посидим… Романтик из меня, конечно, хреновый, но я всё равно что-нибудь придумаю. Грач вот вчера присоветовал покататься с ней на катере. Неплохо, по-моему.

Ещё хотелось что-нибудь ей подарить. Что-нибудь красивое и дорогое. Может, цепочку? Или кольцо? Только как выбрать? И вообще, что ей понравится? Блин, почему я в этом такой дуб…

Я пересчитал кэш — вроде нормально ещё осталось, должно хватить на всё.

***

Когда я вошёл к Марине, она стояла у окна, в задумчивости разглядывая двор. Не надоел он ей ещё?

Я пристроился сзади, обнял, вдохнул её запах.

— Привет, — прошептал в макушку.

Хотел поцеловать, но она вывернулась. Отошла к креслу, села прямо, как палку проглотила.

— Подожди, Тимур…

Она сложила руки на колени, переплела пальцы, потом подняла на меня взгляд.

Я не сильно разбираюсь во всех этих тонкостях, но этот её взгляд мне не понравился. Он был отчасти виноватый, но главное — какой-то чужой, что ли. Я не знал, что у неё на уме, но под ложечкой сразу противно засосало.

— Марин, да что опять не так?

Я плюхнулся в кресло напротив и тут заметил, что у дверей стоит её рюкзак, очевидно, собранный. От радостной придури мгновенно не осталось и следа. На сердце заскребло в дурном предчувствии. Она что, собирается уехать? Нет! Нет-нет-нет. Пусть даже не думает.

— Тимур, нам надо поговорить.

— Угу, поговорим, ты только мне сначала скажи, что это? — я кивнул на рюкзак. — Ты куда-то собралась? Ты же не думаешь, что я тебя отпущу?

— Об этом я и хотела с тобой поговорить. Тимур… — она отвела глаза. Снова уставилась в окно. — Да, я ухожу.

Я заметил, что под глазами у неё пролегли тёмные круги. Так не было раньше, но сейчас все мои мысли занимал чертов рюкзак и это её «ухожу».

— Куда? Зачем? Нет. Я не дам тебе уйти.

Она покачала головой.

— Я не могу остаться.

— Почему это? Из-за отца?

Она снова покачала головой.

— А из-за чего? Марин, ну если тебе тут стремно, давай уйдем вместе? Снимем хату, делов-то…

— Нет, Тимур. Я совсем ухожу. Я возвращаюсь к… Роме.

— Чего?! Это что, шутка такая?

— Тимур, пожалуйста…

— Что — пожалуйста? К какому Роме ты, нахрен, возвращаешься? Ты о чем вообще?

Она молчала.

— Марин, ты с ума сошла? Ты что такое несешь? Нет, реально, ты в своем уме? Потому что это бред какой-то.

— Пожалуйста, Тимур, не надо, — она посмотрела на меня затравленно.

— Что — не надо? — прикрикнул я и тут же осекся, глядя, как на её лицо набежала мученическая гримаса.

Видеть Марину такой невыносимо, но её слова попросту не укладывались у меня в голове. Нет, это ересь какая-то. Не может такого быть!